Примечательно и, пожалуй, не случайно, что геология, минералогия и другие родственные им дисциплины стали особой областью интересов Коллонтая среди естественных наук. Оказывается в данном вопросе польский ученый следовал «моде» на геологию, весьма распространенной тогда в Европе. Бюффон, Вольтер, Гольбах и Дидро во Франции, Хьютон в Англии, Ломоносов в России, Гёте в Германии, а в Польше — Коллонтай, Сташиц, Ян и Енджей Снядецкие (здесь названы только крупнейшие ученые того времени) осуществляли исследования и писали работы, касающиеся геологии. Одним из проявлений этого веяния было, между прочим, коллекционирование минералов. Для тогдашних салонов обладание «кабинетом минералогии» или разнообразной и систематически упорядоченной коллекцией минералов было таким же честолюбивым делом, как обладание «кабинетом медалей» или галереей портретов. Коллонтай также закупил в 1792 г. в Дрездене «кабинет минералогии», который в двенадцати ящиках был отправлен в Варшаву (позже, в 1804 г., Коллонтай подарил его только что открытому тогда Кременецкому лицею). Однако в данном случае не может быть и речи о жертве, приносимой на алтарь салонного снобизма, потому что уже во время краковской реформы Коллонтай призывал и сам проводил геологические изыскания в районе Краковского и Сандомирского воеводств, а упоминавшаяся дрезденская сделка была связана с исследованиями в области естественной истории, проводимыми под руководством князя-подканцлера в Саксонии в первые месяцы эмиграции после победы контрреволюционной Тарговицкой конференции [13] .
Причины европейской популярности геологии в XVIII в. понятны уже хотя бы потому, что зарождение капиталистической промышленности требовало полезных ископаемых, а их поиски и добыча вдохновляли на геологические исследования. Не является здесь исключением и Коллонтай. Так как в результате первого раздела Польши рудники в Величке и Бохниче оказались вне границ Речи Посполитой, были предприняты поиски новых залежей соли. Участие в этих работах было для Коллонтая первым случаем, дававшим ему возможность практических геологических изысканий. Однако практические обстоятельства не объясняют полностью, почему геология явилась предметом всеобщего интереса мыслителей и писателей, не относящихся к числу специалистов в этой области.
Тайна этого интереса к геологии заключалась, очевидно, в том обстоятельстве, что результаты наук о Земле играли тогда больше, чем когда-либо, особую роль в конструировании мировоззрения и стали ареной принципиальных философских конфликтов. Можно было бы сказать, что геология играла тогда роль, аналогичную той, какую сыграли астрономия и механика на пороге Нового времени; она стала наукой, которая приобрела особую мировоззренческую значимость. Ее положения и наблюдения оказывались решающими аргументами и материалами при формировании просветительско-материалистической картины мира, а также в борьбе против традиционной, и в особенности религиозной, метафизики, ведь геология компрометировала тогда главные представления о мире, сформулированные и санкционированные Священным писанием и христианской традицией. Должно было пройти целое столетие, прежде чем католическая апологетика хоть как-то «справилась» с хлопотливыми последствиями «геологического наступления». Но это произошло только тогда, когда уже новый грозный противник, в некотором смысле преемник просветительских традиций естественной истории и геологии — эволюционизм Дарвина оказался перед дверями церкви.
В этой связи становится понятным, что геологические исследования Коллонтая не являются лишь увлечением оригинального государственного деятеля и гуманиста. Они прежде всего отражали его подлинное участие в духовной жизни той эпохи. Коллонтай, как мало кто в его время, был способен к более глубоким размышлениям о науке и ее роли в общественной жизни. Видные польские ученые высоко оценили его компетентность в этой области. Например, Я. Снядецкий писал о своем друге и ректоре Краковского университета: «О том, чего он не изучал либо не совсем понимал, Коллонтай не судил. Но он быстро исследовал то, что его интересовало; уловив принципиальные положения, он был способен их развить. Благодаря этой способности он выработал ясную картину наук и удачный способ рассуждения о них» (93, 73). На ту же его черту обращал внимание также Тадеуш Чацкий, писавший, что Коллонтай «дал стране логику науки» (23, 2, 344–345). Выражения «общая картина наук» и «логика науки» — это приблизительно то, что в нашем сегодняшнем языке означает теорию и методологию наук. Таким образом, уже его современники высоко ценили результаты теоретических исследований Коллонтая по вопросам науки и просвещения.
С целью более полной характеристики философии Коллонтая представляется необходимым охарактеризовать развитую им «общую картину наук» хотя бы уже потому, что она показывает взгляды Коллонтая по вопросу о связи философии и конкретных наук. Более того, общие взгляды на науку сами по себе были необычайно важной частью просветительского мировоззрения, ведь это был век «Энциклопедии», великого толкового словаря наук, который являлся чем-то вроде философской суммы той эпохи. Наука должна была быть вознесена на пьедестал вместо отброшенного бесповоротно «болвана схоластики», фанатизма и предрассудков. Сама наука, а также просвещение стали предметом философской рефлексии и вошли в ряд ценностей, вокруг которых разгорались основные умственные контроверзы эпохи. Отсюда также и размышления Коллонтая о сущности и генезисе науки, ее функциях и общественном значении стали одной из основополагающих частей его философии.
Наука и общественная жизнь
Всем мыслителям — от Ф. Бэкона и Декарта — путь в борьбе со схоластикой освещала идея связи науки с жизнью, с практической борьбой человека, направленной на покорение стихийных сил природы и за справедливое устройство жизни. Эта идея в своем классическом виде имела мало общего с узко понимаемым прагматизмом. Являясь отражением классовых запросов развивающейся буржуазии, она органически сочеталась с совершенно новым пониманием места и призвания человека в мире, а также с революционным изменением критериев ценностей культуры. В общем с некоторым упрощением можно сказать: идея связи науки с жизнью вытекала из предпосылки, гласящей, что человек сам создает собственный мир, а наука является главным орудием его творческой активности.
В этом общем течении европейской культуры, соединившем в себе науку и философию, находит свое место и коллонтаевская теория науки и просвещения. Признание науки орудием универсального творчества человека, а не придатком теологии вдохновляло на поиски и решения, касающиеся генезиса науки как общественного явления.
Вот что писал по этому поводу сам Коллонтай: «Не само по себе любопытство человека было причиной создания астрономии… а… потребность. Разделение земли привело к открытию законов геометрии, богатства и торговля вызвали необходимость арифметики, строительство и передвижение тяжестей породили механику, раны и болезни заставили искать лечебные свойства трав и познать строение человеческого тела, что в конечном счете привело к возникновению ботаники, анатомии и лекарского искусства. Точно таким же образом перемены времен года, вместе с ними полевые работы и забота о запасах, необходимых для жизни, а также желание знать о прошедшем и будущем времени и стремление обеспечить себе уверенность в точном месте нахождения на просторах моря либо земли и другие подобные потребности были наиболее сильными стимулами, побудившими к открытию астрономии… само по себе любопытство не привело бы человека ни к чему, кроме удивления, если бы потребность не принудила его к поиску настоящей выгоды из этого, так удивляющего его порядка» (33, 426–427).
Таким образом, науки родились благодаря практическим потребностям и возникли в той очередности, которую диктовали эти потребности. Обобщенное научное знание понималось как продукт длительного развития частных наук, опирающихся на наблюдение и чувственный опыт. Только на этой основе стала возможной философия. Что касается теологии и ее различных систем, то она могла возникнуть только на почве философских домыслов; поэтому она тоже может пользоваться наукой, но сама не является наукой в свойственном этому термину значении.